Статьи

Старейшая на Урале, Детская музыкальная школа № 1, ныне носящая имя своего основателя Маркиана Петровича Фролова, оставила добрый след в сердцах своих выпускников.

Воспоминаниями о детских годах, проведенных в стенах легендарной «школы на горке» (именно так называли первое историческое здание ДМШ №1) поделилась одна из первых выпускниц, музыковед, президент музыкальной гостиной «ЛЕЯ» – Лия Владимировна Хацкелевич.

Столько лет прошло, а я до сих пор помню сумеречный вечер и необыкновенной красоты женщину с ярко-рыжими локонами в зелёном файдешиновом платье. Это была Нина Николаевна Серебрякова, которая занималась с нами, подготовишками.

Музыкальная школа в моём сознании была полной альтернативой школе общеобразовательной. Насколько там всё было казённо, настолько здесь – тепло, уютно и доброжелательно.

Удивительные бабушки дежурили на раздевалке. К сожалению, не помню, как их звали, но зато помню чистейшее полотенце и с любовью и лаской поданную кружечку с кипячёной водой. Да и сама школа – небольшое здание «на горке» - было, по моим понятиям, очень красивым, уютным, с роскошными парадными классами, где проходили академические концерты. Чудесным был и зал с высокой сценой, с двумя роялями на ней и со множеством звуков, доносящихся из дверей классов, которые в этот зал выходили.

В Первой школе была необычайная атмосфера, которая создавалась и людьми, и всем пространством. Помню изящную бронзовую скульптуру, которая долгое время стояла в канцелярии школы: молодой скрипач, сидящий на подлокотнике кресла. Скрипач ассоциировался у меня с Моцартом. Или с Рафаэлем. Помню портрет Глиэра с дарственной надписью, тоже украшавший канцелярию.

Как-то один или два раза я попала на урок к Марии Владимировне Липиной, которая была тогда, в начале пятидесятых, завучем школы. В первом классе я училась по фортепиано у Валентины Павловны Мининой, а она уехала или заболела. И меня «взяла» Мария Владимировна. Надо сказать, что я – и не только я – её сильно боялась: была М.В. очень высокой и очень худой, неулыбчивой  и несколько отрешённой. И вот я, трепеща, пришла к ней на урок. А надо сказать, что жила М.В. здесь же, в школе, в комнате за канцелярией, и урок был у неё «дома». Так вот, прихожу на урок, захожу к М.В., и – о Боже! – попадаю в совершенно иной мир – прямо как в «Щелкунчике» или в «Городке в табакерке». Огромный рояль, старинная мебель, множество книг и нот и неисчислимое количество фотографий, в том числе коллективных: наверное, выпускных. Впечатление было поистине ошеломительным. Я думаю, что с тех пор во мне и поселилась любовь к подобным интерьерам. Урок тоже запомнился: Мария Владимировна вела его очень спокойно, мой страх перед ней прошёл совершенно. Но, признаюсь, всё, что было вокруг, произвело на меня гораздо бОльшее впечатление. Неизгладимое.

Как я сейчас предполагаю, не исключено, что М.В. была выслана из Ленинграда в роковом 1934 году – школа-то ведь была основана незадолго до начала репрессий. Интересно было бы узнать обо всём этом подробно.

Валентина Павловна Минина очень скоро ушла на пенсию и передала меня своей любимой ученице: Ариадне Валерьяновне Теуш. И началась у меня Жизнь. Которая и продолжается до сих пор.

Незабвенная Рида Валерьяновна! Сказать, что для меня была второй мамой – нет, это было бы неправдой. Мама всегда одна. Как тогда её назвать? Не знаю. Но что она была для меня несравненно больше, чем учительница музыки – несомненно. Сейчас, вглядываясь в прошлое, думаю, что самая большая доля в моём воспитании и становлении характера принадлежит Ариадне Валерьяновне. Наверное, в первую очередь нужно было бы вспомнить уроки. Но нет. В первую очередь вспоминается она сама. Всегда подтянутая, в строгом костюме, как правило, в светло-сером, в красивых блузках, А.В. была, как бы сейчас сказали, настоящей деловой женщиной. А если учесть её происхождение – она была из старинной учительской семьи, - то смело можно говорить о традициях русской интеллигенции, к которым мы, благодаря А.В., прикоснулись.

Невозможно забыть коллективные уроки, когда все ученики А.В. Теуш по фортепианному классу собирались вместе и исполняли всё, чему мы научились за полгода. Были эти уроки по воскресеньям, начинались не слишком рано, никто никуда не торопился, всё было в удовольствие. Сначала была музыка, потом все друг друга обсуждали (кто как сыграл), потом пили чай, потом фотографировались. До сих пор помню единственного мальчика в классе – Севу Маренича, сына знаменитого артиста. Был он красивым, нарядным (в коричневом вельветовом костюмчике) и очень обаятельным. Этого слова я тогда, конечно, не знала, но суть чувствовала. И он совершенно не походил на мальчиков из общеобразовательной школы. Да и вообще разве можно было даже сравнивать эти школы?

Одно время я решала для себя вопрос: почему наши музыканты (академические) оказались конкурентоспособны и смогли – с начала девяностых, когда мир распахнулся перед нами – работать по специальности во всех странах мира? Пришла к выводу, что это в том числе и от того, что музыкальное образование всегда было платным и индивидуальным. Разве не так? Вот сейчас все сетуют на платность образования. За «музыку» платили всегда. И немалые деньги. В пятидесятые годы это было 500 рублей в год: 200+200+100. В семидесятые за обучение на фортепиано 23 рубля 50 копеек в месяц. Разве это мало? При зарплате в 90 – 170 рублей!

И это воспринималось как должное – во всяком случае, мне так казалось. И немалая доля в воспитании подобного мировосприятия, я думаю, принадлежит Ариадне Валерьяновне Теуш.

Рида Валерьяновна вела ещё и музыкальную литературу. Она-то и подтолкнула меня на тот путь, по которому я иду всю жизнь, за что ей очень благодарна.

Помню вечерние часы в школе, полусумрачный зал, за окнами – непроходимые сугробы снега, я жду «специальность», а из четвёртого класса, где идёт музыкальная литература, доносится музыка необычайной красоты и трепетности. Это А.В. «показывала» побочную тему «Патетической сонаты» Бетховена. Вот это и были минуты, которые, вероятно, определили мою жизнь.

И когда я надумала поступать в Музыкальное училище имени П. И. Чайковского и, конечно же, на теоретическое отделение, какое А.В. приняла в этом участие! Я написала сочинение «Нужны ли рядовые музыканты нашему народу?» Тему я придумала сама и горжусь, что она современна до сих пор (а было это в начале шестидесятых). Правда, не знала я, что понятие «рядовой музыкант» в корне неверно и противоречит самой сущности искусства.

С этим сочинением А.В. Теуш водила меня к тогдашнему директору Музыкального училища Ю. Н. Гурьеву и ещё, по-моему, куда-то, уже не помню.

И после моего поступления А.В. всегда интересовалась моей учёбой, расспрашивая меня обо всём. А потом, когда начались концерты Екатеринбургской музыкальной гостиной ЛЕЯ (в 1994 году), А.В, не пропускала ни одного до тех пор, пока могла выходить из дому. Она слушала все мои радиопередачи, всегда анализировала, всё «раскладывала по полочкам», во всё живо вникая.

Знаю, что так было со всеми учениками. Со многими она переписывалась, в том числе и с теми, кто уехал в другие страны: в Штаты, Израиль, в Германию.

Долгое время Рида Валерьяновна была завучем. Надо ли говорить, что она всех знала по именам, держала тесную связь с родителями, вникала в семейные обстоятельства – о таком Учителе можно только мечтать. Мне повезло.

Ещё помню, как я провожала А.В. домой. Она жила тогда на Декабристов, 16/18. Так что путь от школы был достаточно длинным. Мы вели бесконечные разговоры обо всём на свете. Как надо вырабатывать осанку: читать книгу и при этом держать палку за локтями – рецепт от Смольного института (кстати, рецепт очень действенный). А уж как А.В. репетировала со мной выход на сцену и уход с неё, начальную и заключительную фразы моего первого вступительного слова (о Чайковском)! И как необходимы туфли на сцене, в которых нежелательно ходить по улице…

Потом, много лет спустя, когда у меня были студенты, которые выходили на сцену в уличной обуви и я была по этому поводу вне себя – одна очень умная девушка мне мягко сказала: «Ну что Вы, Лия Владимировна, так волнуетесь, ведь не все это знают…» И я поняла, что не всем повезло провести детство и отрочество в Первой музыкальной школе с Ариадной Валерьяновной Теуш.

Я часто думаю, что нам - всем, кто учился в Первой музыкальной школе и кто там работает, кто ощущает себя причастным к этому миру – а Первая школа это, конечно же, целый Мир – нам нужны какие-то знаки. Значки, может быть. Для узнавания друг друга сразу. Потому что, как было сказано когда-то на одном из юбилейных вечеров в начале семидесятых: «Нам целый мир чужбина, отечество нам – школа на горе».

Лия Хацкелевич